Опубликовано: 22.08.2018
Одним из первых признаков глобализации было то, что несколько развивающихся рыночных экономик, преимущественно на Ближнем Востоке, стали, как магнит, притягивать к себе мигрантов из других частей мира. В 2010 году в Объединенных Арабских Эмиратах иностранцы составляли 90 процентов рабочей силы, в Катаре и Кувейте – свыше 80 процентов, в Саудовской Аравии – 50 процентов. Во время экономических спадов власти настоятельно рекомендовали фирмам первыми увольнять иностранцев. В Бахрейне, где 80 процентов рабочих мест в частном секторе занимали иностранцы, рабочая виза стоила 200 бахрейнских динаров (530 долларов США); кроме того, работодателям приходилось ежемесячно отчислять в казну по 10 динаров за каждого иностранного работника. В 2009 году правительство разрешило иностранцам менять спонсора‑работодателя – при этом иностранному работнику давалось четыре недели на новое трудоустройство, в противном случае он должен был покинуть Бахрейн.
Такая форма миграции вскоре получила широкое распространение, и группы из беднейших стран потянулись в более благополучные страны, где их ждали тяжелые условия труда и нещадная эксплуатация. В результате миллионы мигрантов – от нянек и посудомоек до водопроводчиков и докеров – посылали в свои бедные страны денег больше, чем туда поступало официальной помощи. По оценкам Всемирного банка, в 2008 году иностранные работники перечислили из богатых в бедные страны 328 миллиардов долларов США. Эта цифра в три раза превышает помощь всех стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития. Одна только Индия получила от своей диаспоры 52 миллиарда долларов США.
Меж тем возник новый феномен – в виде организованного массового перемещения работников из Китая, Индии и других азиатских стран с рыночной экономикой. Исторически подобная практика существовала и раньше, но затрагивала лишь мизерное число людей: как правило, власти и компании посылали специалистов на работу за границу – в командировку на ограниченный срок. В начале эпохи глобализации немалыми усилиями был налажен экспорт филиппинской прислуги и работниц родственных профессий – как правило, у мигранток оставались дома родственники, и это обстоятельство обеспечивало их возвращение. Сегодня за рубежом работает 9 миллионов филиппинцев и филиппинок, почти десятая часть населения страны; их денежные переводы составляют 10 процентов валового национального продукта Филиппин. Другие страны взяли этот опыт на заметку.
Следуя примеру Китая, правительства и крупнейшие предприятия налаживают систематический экспорт временной рабочей силы – счет идет на сотни тысяч. Такая «система экспортирования труда» помогает преобразовать глобальный рынок рабочей силы. Индия делает это по‑своему. В результате ее политики мобилизуются армии работников, которые перемещаются по всему миру.
Китай не преминул воспользоваться своим преимуществом – наличием крупных государственных корпораций, имеющих доступ к финансовому капиталу, вкупе с гигантскими ресурсами работников, готовых трудиться за гроши. В Африке Китай осуществляет своего рода план Маршалла (так называлась масштабная программа восстановления Западной Европы после Второй мировой войны, которую когда‑то реализовывали США). Пекин предоставляет африканским правительствам недорогие ссуды, эти деньги направляются на строительство инфраструктуры, необходимой для китайских фабрик. При этом бо́льшая часть работ производится опять же китайскими рабочими.
Китай также выигрывает конкурсы на подряды и на других континентах – при этом китайские рабочие трудятся на стройках, возводят электростанции, строят фабрики, автодороги, железные дороги и метро, сооружают конференц‑центры и стадионы. К концу 2008 года, по словам министра торговли Китая, за рубежами своей родины официально трудились 740 тысяч китайцев, в таких разных странах, как Ангола, Индонезия, Иран и Узбекистан. И число китайских работников неуклонно растет. Со слов Дяо Чуньхэ, директора китайской Международной ассоциации подрядчиков, китайские руководители проектов говорят, что предпочитают иметь дело с китайскими работниками, поскольку ими легче управлять. Возможно, правильнее было бы сказать, что их легче запугать.
Процветают также китайские кадровые агенты. По договоренности, достигнутой в 2007 году китайским и японским правительствами, множество молодых китайских работников вынуждены были заплатить приличные суммы агентам еще до переезда в Японию и гарантировать последующие выплаты, как только начнут зарабатывать. Соблазнившись якобы открывшейся возможностью приобрести необходимые навыки по одобренной правительством схеме, мигранты, попавшие в кабалу, трудятся, по сути, как рабы – преимущественно на пищевых, швейных производствах, в строительстве и электротехнической промышленности (Tabuchi, 2010). Мигрантов заставляют работать практически без выходных за плату ниже минимальной, в стране, где их присутствие вызывает недовольство и где в случае несоблюдения правил никто за них не заступится.
Многие китайцы оказываются в изоляции и в конце концов оседают в отдаленных районах, где живут в общежитиях среди своих: они не говорят по‑японски и им запрещено слишком удаляться от рабочих мест. Работники, связавшие себя контрактными обязательствами, попадают в ловушку – они боятся, что их отошлют домой прежде, чем они смогут заработать и расплатиться по долгам с агентами, которым они должны отдать немалую сумму – больше своей годовой зарплаты. Если они этого не сделают, то рискуют потерять свою собственность – например, дом в Китае, который часто фигурирует в качестве залога, когда они попадаются на удочку. И хотя считанные единицы действительно приобретают полезные навыки, абсолютное большинство становится частью глобального прекариата, источника незащищенного труда, который действует как рычаг, понижающий стандарты для всех остальных.
Япония – не единичный случай. В 2010 году Швеция, долгое время служившая образцом социал‑демократии, оказалась под шквальным огнем критики, когда обнаружилось, что в страну завезены тысячи мигрантов из Китая, Вьетнама и Бангладеш (причем многие въехали по туристической визе) для сбора морошки, черники и брусники в лесах на севере Швеции. Ягоды предназначались для использования в косметической промышленности, а также для приготовления фармацевтических сиропов и пищевых добавок. Зарплаты и условия труда сборщиков ягод были ниже всякой критики, а фирмы, массово ввозя азиатов, действовали через подрядчиков. Всплыла информация о том, что мигранты теснятся в ветхих жилищах без элементарных удобств и что, несмотря на ночные заморозки, у них нет ни теплой одежды, ни одеял. Когда кому‑то из них не выплатили обещанных денег, они посадили своих начальников под замок и тем самым привлекли внимание к своему бедственному положению.
Миграционная служба Швеции признала, что действительно выдала азиатам 4000 разрешений на работу, но добавила, что не может рассмотреть жалобу на злоупотребления, поскольку не имеет на то полномочий. Муниципальный профсоюз Kommunal добился права взять под свое крыло сборщиков ягод, однако признался, что не может договориться с их компаниями, поскольку вербовочные конторы расположены в Азии. Правительство заняло аналогичную позицию (Saltmarsh, 2010). Уполномоченный министра по делам миграции заявил: «Правительству трудно предпринимать какие‑либо действия, поскольку контракт подписывался за границей». А может, все дело в любви шведского среднего класса к лесным ягодам?
Эти перепалки дают представление об общей картине. Не исключено, что экспортирование рабочей силы – предвестник грядущей глобальной системы труда. Все это ведет к протестам против китайских работников, вспышкам насилия и попыткам таких стран, как Вьетнам и Индия, сократить число китайских рабочих путем реформирования трудового законодательства. Трудно отрицать очевидное: китайцы отбирают у местных рабочие места, остаются после истечения сроков контрактов и изолируются от местных, создавая анклавы наподобие американских военных баз, рассыпанных по всему миру.
Хотя Вьетнам запрещает ввоз неквалифицированных рабочих и требует от зарубежных рекрутов нанимать на строительные объекты вьетнамцев, в стране уже находится 35 тысяч китайских рабочих. Многие заточены в грязные общежития и сосредоточены в тех районах, где китайские фирмы выиграли государственные контракты (Wong, 2009). Законы они обходят, платя взятки. Есть целые деревни, заселенные китайскими мигрантами. Возле вьетнамского порта Хайфон по соседству со строительной площадкой вырос китайский квартал – с общежитиями, ресторанами, массажными салонами и т. д. Некий администратор по монтажу сказал в связи с этим: «Меня сюда послали, и я выполняю свой патриотический долг». Китайские рабочие разделены по профессиональному признаку на бригады: сварщиков, электриков, крановщиков. В общежитии к дверям одной из спален прикреплен листок со стихами: «Все мы странники в этом мире. Встречаем друг друга, но никогда не успеваем как следует друг друга узнать». Такое вот трогательное послание от мирового прекариата.
Скандал разразился в 2009 году, когда вьетнамское правительство заключило с Китайской алюминиевой корпорацией контракт на добычу бокситов, причем с использованием труда китайских рабочих. Генерал Во Нгуен Зиап, 98‑летний герой войны во Вьетнаме, направил партийным лидерам три открытых письма с критикой наращивания китайского присутствия. В ответ вьетнамские власти арестовали диссидентов, закрыли оппозиционные блоги и приказали газетам больше не освещать ситуацию с китайской рабочей силой. Но чтобы немного успокоить страсти, они ужесточили правила выдачи виз и разрешений на работу, а в качестве популистского жеста – депортировали 182 китайских рабочих с цементного завода. Однако у правительства были связаны руки и оно не могло проявить настоящую жесткость, поскольку само создавало условия для экспорта рабочей силы. По данным Вьетнамской всеобщей конфедерации труда, на сегодняшний день полмиллиона вьетнамцев работают в 14 странах мира.
Когда Лаос выиграл право проводить у себя в стране Игры Юго‑Восточной Азии, Китай предложил ему построить в пригороде столицы Вьентьяне крытый плавательный бассейн, попросив за это сдать в аренду на 50 лет участок земли площадью 1600 гектаров: китайская компания «Зарубежные инвестиции индустриального парка Сучжоу» планировала построить здесь фабрики. Когда стало известно, что компания намерена привезти 3000 китайских рабочих для выполнения строительных работ, поднялась волна протестов. Как следствие, площадь арендуемого участка сократилась до 200 гектаров. Однако первый клин уже оказался вбит.
Экспорт рабочей силы связан с еще одним, совсем уж малоприятным, обстоятельством. Китай занимает первое место в мире по числу заключенных: по некоторым оценкам, в 2009 году в китайских тюрьмах находилось около 1,6 миллиона человек. Правительство Китая позволяет фирмам использовать труд заключенных на строительстве инфраструктурных объектов в странах Африки и Азии – так, например, в Шри‑Ланке на работах были задействованы тысячи китайских осужденных (Chellaney, 2010). Китай выбился в мировые лидеры в области возведения дамб, и этим начинанием он отчасти обязан своей особой незащищенной рабочей силе. На время проекта заключенные условно‑досрочно освобождаются и используются как временные разнорабочие, без каких‑либо шансов изменить свое положение к лучшему. И хотя таким образом они переходят дорогу местным и отнимают у них рабочие места, безусловно, этими специфическими кадрами проще управлять.
Свои правила Китай переносит в Европу. Воспользовавшись мировым финансовым кризисом и своими гигантскими валютными резервами, он скупает по дешевке активы на окраинах Европы, сосредотачивая внимание на портах Греции, Италии и т. д., и вкладывает миллиарды долларов в финансирование объектов общественной инфраструктуры, которые строятся при участии китайских фирм и китайских рабочих. В 2009 году Китай выиграл у европейских фирм тендер на строительство в Польше железной дороги. К проекту привлечены европейские субсидии и китайские рабочие.
Индия также вступила на этот путь. За границей трудятся свыше 5 миллионов индийцев, причем 90 процентов из них – в странах Персидского залива. В 2010 году правительство Индии заявило о планах учредить за счет взносов фонд содействия возвращению и переселению индийских работников из‑за границы, который бы выплачивал вернувшимся переселенцам пособия. Кроме того, был создан Фонд индийской общины (Indian Community Welfare Fund) для оказания срочной помощи «бедствующим» мигрантам в 17 странах. Это своего рода параллельная система социальной защиты, опасный прецедент. Фонд занимается благотворительностью – распределяет еду и обеспечивает ночлег, а также помогает желающим вернуться на родину и обустроиться. Эти работники не самые бедные в Индии, хотя их эксплуатируют и притесняют. Данная схема адресована работникам, принявшим на себя риск, а также нанявшим их странам. Это снимает с правительств часть забот о предоставлении мигрантам социальной защиты и удешевляет индийскую рабочую силу для фирм. Каковы будут последствия, если примеру Индии последуют многие другие страны?
Индия заключила соглашения о социальном обеспечении со Швейцарией, Люксембургом и Нидерландами и сейчас ведет переговоры с другими странами с большой индийской рабочей диаспорой. С Малайзией, Бахрейном и Катаром были достигнуты соглашения касательно найма, условий труда и социального обеспечения. Это часть глобального трудового процесса. По‑видимому, он включает моральные и аморальные риски.
Вовлечение в экспорт рабочей силы многомиллионной армии мигрантов является частью внешней и торговой политики. Это снижает производственные издержки и способствует утечке капиталов, в виде денежных переводов, в страны, откуда прибыли рабочие. Мигранты – источник неправдоподобно дешевой рабочей силы, он действует как колоссальный по численности прекариат, влияя на рынки труда в принимающих странах и заставляя их двигаться в том же направлении. Подобные явления мы находим во Вьетнаме, Уганде, Лаосе, Швеции и других странах, и следует признать, что перед нами глобальный феномен, который растет как снежный ком. Система экспортирования труда – это фактор воздействия на условия труда в странах‑реципиентах. Мигранты используются для усиления роста мирового прекариата.
Материал создан: 07.07.2017
комментарии к статье